Стратегия развития Сибири: больше десятка приоритетов, и не поймешь, какой главный

3 / 2019     RU
Стратегия развития Сибири: больше десятка приоритетов, и не поймешь, какой главный
Николай Леонтьевич Добрецов академик, член Совета старейшин Российской академии наук
Мнение академической элиты о долгосрочных планах по развитию региона.

LT: Николай Леонтьевич, в начале 2000‑х вы в составе группы учёных СО РАН занимались
разработкой Стратегии социально-экономического развития Сибири до 2020 года. Этот проект пережил не одну редакцию, и сейчас мы ориентируемся уже на третью или четвёртую его версию. Вот только 2020 год уже скоро, а результатов как-то не видно. Почему?

НИКОЛАЙ ДОБРЕЦОВ: Во‑первых, потому, что решения постоянно принимаются и отменяются. Сначала горбачёвская перестройка, потом период ельцинских реформ, сейчас опять идут какие-то реформы… Получается, шаг вперёд, два шага назад, и совершенно непонятно, куда мы в итоге движемся. В 2017 году, когда на повестке дня возникла Стратегия научно-технического развития России, принятая в 2018‑м, я написал статью о том, что нужно определить то главное звено, ухватившись за которое можно вытащить всю цепь. То же самое касается и Стратегии развития Сибири: у нас до сих пор не определена главная цель. Больше десятка приоритетов, и не поймешь, какой из них главный. На мой взгляд, должны быть приоритеты первого уровня, приоритеты второго уровня и так далее. И это должно быть понятно всем! Что мы развиваем: науку или промышленность и ту науку, которая будет обеспечивать эту промышленность?

А по-вашему, как правильно?

Если мы хотим развить экономику и перейти с третьего технологического уклада на четвёртый и пятый, то нужно делать ставку на технологии. Но технологии не должны быть сами по себе — такие технологии мы можем сколько угодно создавать в своих институтах. Если не будет инвестиций для развития этих технологий — ничего не получится. Только на государственные деньги ничего сделать нельзя. Для решения задач, о которых мы говорим, требуются десятки, сотни миллиардов рублей. Эти деньги нужны на строительство институтов, покупку новейших опытных приборов, создание мегаустановок, без которых невозможно продвижение фундаментальной науки. В США в 2018 году затраты на науку составили около 511 миллиардов долларов, и более 2/3 бюджета на развитие науки дают большие компании. А у нас самые богатые организации — «Газпром», «Роснефть» и другие — борются только за то, чтобы вся прибыль уходила в дивиденды. Понимаете, даже не на развитие производства и тем более не на строительство дорог или разработку инновационных технологий, а только себе на дивиденды. Я вообще считаю, что надо снять часть прибыли с «Газпрома» и потратить на удешевление газоснабжения во всех северных городах, а то и вообще сделать газ бесплатным для всех, кто трудится в государственных учреждениях. Многие нефте- и газодобывающие страны к этому близки. В Норвегии, например, все отчисления от добычи нефти остаются в государстве и не выводятся за рубеж под страхом уголовного преследования. Более того, часть этих денег отчисляется населению, которое само решает, на что их потратить. В любом случае, поток инвестиций нужно уметь организовать и поставить на контроль, а у нас этим никто не занимается. В СССР эту задачу решал Государственный комитет по науке и технике. Это был надминистерский орган, поэтому он мог давать указания всем министерствам. Сейчас этим, по идее, должен заниматься Минфин, но что понимает Минфин, например, в научных вопросах? Есть мнение, что больше других понимает президент, но ему нужна надёжная команда, на которую можно опереться.

А если привлекать инвестиции из-за рубежа?

Можно и привлекать, и зарабатывать, продавая наши технологии. Но тогда страна-инвестор — те же США — постепенно заберут эти технологии и увезут туда, где выгоднее их производить. Причём увезут вместе с разработчиками: купят, украдут — неважно. Важно то, что у нас этого производства уже не будет. Ну и нельзя забывать о нашем политическом имидже. Сейчас мы сильно зависим от позиций Запада, где отношение к России сформировано не самое лояльное, и это тоже один из факторов, который мешает притоку инвестиций в нашу страну.

Какой тогда выход?

Делать то, что возможно, прямо сейчас. В основе самой первой Стратегии, над которой мы, собственно, и работали, лежала очень простая идея: Сибирь — ключевой регион для развития России. Во‑первых, потому, что здесь практически вся нефть и газ, до сих пор дающие нам половину прибыли в бюджет из-за рубежа. Во‑вторых, Сибирь — это огромная территория, которая сама по себе является и ресурсом, и проблемой. Ресурсом — потому что рано или поздно человек чувствует себя тесно, и освоение территорий становится новым витком развития. А проблемой — потому что люди из Сибири уезжают. В России всегда — начиная с аграрной реформы Столыпина, заканчивая комсомольскими стройками — принимались дополнительные меры для того, чтобы люди ехали в Сибирь, закреплялись здесь, развивали этот край. Сейчас нет никаких привилегий, которые могли бы удержать здесь экономически активное население, а уровень жизни в сравнении с европейской частью России более низкий. Пока уезжают люди в основном из беднейших районов, из деревень. Но что останется, если этих деревень не будет? Посёлки нефтяников на территории, которая выполняет функции минерально-сырьевой базы? Так не пойдёт. Чтобы владеть страной, её надо заселить. В XIX веке был такой генерал-губернатор Восточной Сибири Николай Николаевич Муравьёв‑Амурский. Довольно скоро после вступления в эту должность он написал императору письмо о том, что восточные территории России не удержать, если не будет построена железная дорога до Тихого океана. Чтобы обеспечить финансирование этого проекта, пришлось продать Аляску, но основную ветку Транссиба построили за шесть лет. Я это говорю к тому, что задачи, которые предстоит решить для эффективного развития Сибири, настолько большие и трудные, что любые колебания в политике государства и настрое инвесторов будут приводить либо к резкому росту, либо к ухудшению ситуации. Сейчас тенденция именно к ухудшению. Поэтому государство должно понять стремления людей и увидеть способы решать свои большие задачи через эти стремления. Например, в Новосибирске всё ещё неплохие школы и вузы, и это — наше оружие! Академия наук всё ещё может воспитывать новые перспективные кадры, но молодым семьям нужно жильё. И вот очевидная задача для государства: решите квартирный вопрос — сохраните для страны молодых специалистов. Кстати, это как раз посильная ноша для государственного бюджета. Также прямо сейчас можно заняться строительством инженерных центров — промежуточного звена, с помощью которого научные разработки воплощаются в прикладных технологиях и запускаются в производство. Ну и, конечно, законодательно обеспечить всем, кто инвестирует в науку, в инновационное производство, — государственную поддержку, правовую безопасность и налоговые льготы. Этого пока ни в одной Стратегии не написано. Хотя добившись активного участия властей, мы могли бы развивать территорию, которая дала бы импульс движения всей стране: нефть, газ, освоение Арктики, освоение Якутии, являющейся кладезем алмазов и редких металлов (в частности, месторождение Томтор, богатое залежами скандия, рения, ниобия, которые всё чаще применяются в инновационном производстве). А это новые дороги, новые технологии строительства, новые рабочие места!

Николай Леонтьевич, если честно, звучит как-то трудно и почти нереально.

Ну почему? У нас активный президент, деятельная наука, новые лица во власти. Пришёл новый губернатор, который прямо сказал, что новые технологии могут оказаться тем главным звеном, ухватившись за которое мы сможем вытащить наш регион в тройку лидирующих. И потом, знаете, мы живём в мирное время. А я помню военные годы, когда мы, шести-семилетние мальчишки, жевали чёрный хлеб и рассказывали друг другу: «Говорят, ещё белый хлеб бывает!» Моё детство прошло так, в полуголодном состоянии, да и потом были времена совсем не сказочные. Но ведь преодолели всё это! Вон какой научный городок начали строить спустя всего двенадцать лет после войны, когда страна лежала в руинах. Украина, Белоруссия, Рязанская, Смоленская области – всё надо было восстанавливать! Ничего, справились. И вот перед вами я — учёный в третьем поколении. А за мной — пятеро детей и десять внуков, и некоторые из них тоже занимаются наукой. Обращаясь к примеру своих знаменитых предков (династия Келлей-Добрецовых в XX веке дала стране академика АН СССР, двух ректоров крупнейших вузов, трёх заслуженных деятелей науки России, трех лауреатов Ленинской и Государственных премий, пять профессоров и докторов наук, более десяти кандидатов наук и доцентов. — прим. ред.), можно убедиться, что именно решение сложных задач делает палитру человеческой жизни более богатой и пробуждает безграничную веру в свои силы.

LT: Николай Петрович, первый вопрос к вам — как к депутату: в конце 2018 года в Законодательном Собрании НСО обсуждалась Стратегия социально-экономического развития Новосибирской области до 2030 года. Реализация Стратегии развития региона до 2025 года, одобренная в 2007 году, пока не даёт оснований надеяться, что все поставленные цели будут достигнуты. Как вы думаете, почему в нашем случае долгосрочное планирование не всегда работает так, как хотелось бы?

Николай Петрович Похиленко, академик Российской академии наук, заместитель председателя Сибирского отделения РАН, научный руководитель Института геологии и минералогии СО РАН, заслуженный геолог Российской Федерации, депутат Законодательного Собрания Новосибирской областиНИКОЛАЙ ПОХИЛЕНКО: Потому что задач очень много, и мы пытаемся решать их все одновременно. На мой взгляд, необходимо просчитать, какие проекты могут быть экономически успешны, и в первую очередь обеспечить поддержку именно им. Одним из глобальных трендов, в который вписывается Новосибирская область, конечно, является технологический прогресс. Нам нужно очень тщательно изучить свои перспективы на внутреннем и внешних рынках, чтобы понять, как наиболее эффективно реализовать программу «Академгородок 2.0», которая как раз поможет развить в регионе наукоёмкое производство. Правда, для этого нужно выполнить одно важное условие — обеспечить приток инвестиций. Если фундаментальные научные исследования дают результаты, часть которых может быть применена в экономике, в промышленности, то нужно найти людей, готовых адаптировать свой бизнес и свои финансовые возможности к этому процессу. Инвесторы должны понимать, что они получат от сотрудничества, какие конкурентные преимущества им это даст и почему продукция, которую учёные дадут им в виде технологий, будет востребована внутри и за рубежом и сделает бизнес успешным.

Сейчас у нас есть примеры эффективного сотрудничества между наукой и бизнесом?

Недавно большая делегация от Новосибирской области во главе с губернатором Андреем Александровичем Травниковым ездила в Белоруссию — в Могилёв, в Гомель. У губернатора и его коллег были свои задачи, а я ездил по научно-технологическим центрам, и в результате мне и моим белорусским коллегам удалось договориться по двум проектам. Кроме того, мы общаемся с одним белорусским инвестором, который готов вкладываться в горно-обогатительное оборудование, в станки, которые нам нужны. Если же говорить о высокотехнологичном производстве в целом, то десятки миллиардов Новосибирской области приносят IT-технологии, очень успешным оказался проект по производству углеродных нанотрубок OCSiAl.

Николай Петрович, а на ваш взгляд, Новосибирск можно назвать научной столицей Сибири?

Наш президент сказал, что Новосибирск — вообще научная столица России, потому что в 90‑е годы Сибирское отделение Российской академии наук реально сохранилось лучше всех. В Москве было слишком много возможностей уйти из науки в бизнес, и молодёжь разбежалась из науки, чтобы делать деньги. У нас с такими возможностями было негусто, и мы свои интеллектуальные способности нацелили на то, чтобы сохранить то, что у нас есть, и даже как-то эту базу развить.

Академической науке нужна молодая кровь – новые кадры, которым как раз и предстоит решать задачи бизнеса в наших научных институтах

Если не получалось, то кто-то из нас реализовывал свои возможности за границей. Часть моих коллег так и остались там, но большая часть вернулась с новым опытом, который мы начали применять на наших площадках. Сибиряки сегодня — наиболее активная, шустрая часть Академии наук, которая не закостенела, выжила, работает и даёт результаты.

Так почему же крупные инвестиционные проекты с научной составляющей можно пересчитать по пальцам одной руки?

Так ведь и не было серьёзной государственной установки на реализацию таких больших проектов. Да и региональная политика не была направлена на это. Сейчас пришёл новый губернатор, которого, к слову, назначили председателем рабочей группы по науке и образованию в Госсовете Российской Федерации. Если он собирается развивать свою политическую карьеру, то будет вынужден очень серьёзно заниматься этими вещами. Особенно — в том регионе, который он возглавляет. Андрей Александрович Травников — сравнительно молодой человек, у него впереди большая политическая, административная жизнь, и развитие науки в Новосибирской области может стать своего рода лакмусовой бумажкой его профессионализма. Поэтому для нас сейчас открылись новые возможности, которыми мы должны воспользоваться.

Например?

В Новосибирской области очень большие запасы торфа и сапропеля — донных отложений пресноводных водоёмов. В Белоруссии, например, уже разработали технологию глубокой переработки этого сырья и используют полученные продукты для производства экологически чистых овощей, молока, масла, сыров, мяса. Продукты переработки торфа они также везут в страны Евросоюза, в первую очередь своим прибалтийским соседям — в Латвию, Эстонию, Литву, Польшу. А у нас в «подбрюшье» — Китай. Сейчас китайцам разрешили рожать более одного ребёнка, а это значит, что за три года население у них увеличится на 170 миллионов человек. И вот этим маленьким китайцам в будущем предстоит кормить стареющее население Китая. А для этого они должны долго и здорово жить, быть сильными и много работать. Значит, им нужно где-то получать полезные и питательные продукты. А у нас на западе области, в Барабинской зоне почти миллион гектаров брошенных пашен. Там вполне можно развернуть производство качественных овощей, фруктов, зерна, сбалансированных кормов для птицы и свиней, для крупного рогатого скота. Более того, почвы Китая давно истощены, заражены пестицидами и гербицидами, а наши продукты переработки торфа и сапропелевых илов помогут восстановить их почвы, чтобы получать нормальные продукты. Повторюсь, что наши белорусские коллеги давно в этом всём преуспели, и мы можем адаптировать их технологии к нашим ресурсам, перерабатывать наше сырьё и поставлять его в Китай.

Нет ли риска исчерпать собственные ресурсы в пользу другой страны?

Запасы сапропелей у нас очень велики. Ещё в начале прошлого века от Столыпина до 30-х годов существовал Сапропелевый комитет, и это сырье с рекомендациями специалистов этого комитета весьма успешно применялось в сельском хозяйстве. К примеру, в 1913 году в Европу из Сибири было поставлено более 300 000 туш мяса крупного рогатого скота. А от экспорта масла с юга Западной Сибири Российская империя в этом же году получила денег в два раза больше, чем приносила вся золотодобывающая промышленность Сибири. Для сравнения: сегодня одно из крупнейших сельхозпредприятий Сибири, племзавод «Верх-Ирмень», имеет в общей сложности около 30 000 голов. Я считаю, что нужно возвращаться к этим возможностям, используя все удобрения из торфов и лучших сортов сапропеля, где 70% — это органические вещества, в том числе аминокислоты группы L, поливитамины и так далее. Замечу, что продукты из сапропеля ускоряют обмен веществ, и такие добавки давали бы на молодняке 700–800 грамм прироста в сутки. И это не стероиды, которые делают мясо серым, невкусным и вредным, а микроэлементы, позволяющие получать экологически чистое мясо и масло. И потом, развивая это направление, мы могли бы дать вторую жизнь сельским районам. Как депутат Законодательного Собрания, могу вам сказать, что ежегодно мы закрываем в области 2–3 села: люди бегут в города, потому что работы нет, а там, где есть, — зарплаты нищенские. Почему же нам не использовать возможность зарабатывать денег больше, чем даёт даже золото?

Каким вы видите развитие проекта «Академгородок 2.0»?

В этом проекте должна сохраниться идея передачи традиций, духа науки, но при этом нужно учитывать, что Академгородок создавался ещё тогда, когда мы строили коммунизм, а сейчас у нас капитализм, причём такой… полуфеодальный. Поэтому нужно искать способы сделать науку сферой, интересной не только с точки зрения знания, но и финансов. Это важно для привлечения молодёжи, которая стремится сделать карьеру в престижных высокооплачиваемых компаниях.

Сибиряки сегодня – наиболее активная, шустрая часть Академии наук, которая не закостенела, выжила, работает и даёт результаты

В геологии и геологоразведке это добывающие компании, где молодым специалистам практически сразу предлагают зарплату, в три раза большую, чем можем предложить мы. По-своему это неплохо: мы их подготовили, они имеют нашу интеллектуальную базу, нашу «марку», а мы обзаводимся своими представителями в той технической элите, которая сегодня формируется в крупных компаниях. Через этих людей мы можем материализовать свои идеи. Кроме того, такие люди научены подходить к решению проблем нестандартно, не по инструкции. Выходцы из научной среды Академгородка уносят с собой понимание, что «так тоже можно». Однако ведь и академической науке нужна молодая кровь — новые кадры, которым как раз и предстоит решать задачи бизнеса в наших научных институтах.