Сердце, которому мало мира

11 / 2018     RU
Сердце, которому мало мира
Наталия Мещанинова, главный режиссер, Степан Девонин, исполнитель главной роли
Трогательный и одновременно жесткий шедевр Наталии Мещаниновой о молодом ветеринаре, который, зарывшись в глушь на притравочной станции, пытается разобраться в своих желаниях и чувствах, не оставил никого равнодушным на премьерном показе.

LT: Почему именно «Сердце мира»?

НАТАЛИЯ МЕЩАНИНОВА: Нам хотелось передать желание главного героя обрести семью, стать своим для тех, кто ему дорог, рассказать о том, какое большое сердце в нем живет, готовое охватить весь мир, даже если он размером с притравочную станцию. И мы искренне надеемся, что нам удалось об этом рассказать нашим зрителям.

Это фильм про вас?

Н. М.: Да. Про меня. Все фильмы про меня. В какой-то степени. Говоря «про меня», имею в виду не автобиографичную историю, я о том, что мои фильмы — это мои чувства, мой язык, это всегда повествование с обращением вовнутрь себя. И авторским мое кино становится не только потому, что мое присутствие есть на каждом этапе создания — от написания сценария до монтажа, а потому, что оно прожито мной, это самовыражение, трансляция мыслей и чувств, которые беспокоят, волнуют, интересуют, это то, о чем мне хочется поведать своему зрителю.

Как появился сценарий?

Н. М.: Сценарий — это полностью наша со Степаном идея. К сожалению, темы фильмов не приходят, как таблица Менделеева, во сне. Это очень тяжелый процесс, когда ты из каких-то своих ощущений складываешь мозаику, что постепенно превращается в идею. И здесь на первом месте страсть, острое желание сделать кино. Потом ты пытаешься сформулировать, что интересно тебе сейчас, и это начинает обрастать подробностями, какими-то персонажами, наделенными судьбами и характерами, вкраплениями эмоций и воспоминаний, темами разговоров и жизненных ситуаций.

Все фильмы про меня. В какой-то степени. Говоря «про меня», не имею в виду автобиографичную историю,
я о том, что мои фильмы — это мои чувства, мой язык,
это всегда повествование с обращением вовнутрь себя

Позже, на уровне монтажа, идея рождается заново. Ведь на площадке происходит много того, что не закладывается в сценарий, появляются новые пространства, какие-то сцены видятся по-новому, и в результате кино, уже как итог, рождается и структурно, и смыслово заново.

СТЕПАН ДЕВОНИН: Многие сцены в фильме взяты из личных воспоминаний, в том числе и моих. Например, игры мальчишек с утятами. Это мое детство, мы так играли в деревне. Или травма о мотор, это тоже мой личный опыт. Кино не может быть живым, если оно не наполнено реальными историями, если оно не дышит судьбой своих создателей.

В процессе написания сценария вы превратили типичную историю в нетипичную. Как это удается?

Н. М.: Это вопрос формы. Так сложилось, что в мире всего 36 сюжетов, и для каждого режиссера главенствующий вопрос — это выбор формы, здесь все зависит от того, как и каким языком ты разговариваешь, от выбора крупности и прорисовки мельчайших деталей. Если взять сценарий нашего фильма, то разные режиссеры сняли бы разное кино по одному сюжету. Другое дело, кино становится индивидуальным, только когда режиссер изобретает свой язык, свой почерк. Мы все пишем одни и те же буквы, но почерк у каждого уникален. Так и с фильмом.

Кино становится индивидуальным, только когда режиссер изобретает свой язык, свой почерк. Мы все пишем
одни и те же буквы, но почерк у каждого уникален

С. Д.: Если внимательно посмотреть, то станет заметно, что в фильме нет ни одной сцены без главного героя. Выбрав путь субъективизма, мы постарались показать всю историю через главного героя, через его восприятие, его чувства, переживания, ощущения. И это позволило истории стать уникальной.

Через весь фильм идут красной нитью взаимоотношения главного героя и собаки. Почему именно животное?

С. Д.: У моего героя сложности в общении с людьми, и через отношения с животным нам хотелось показать, насколько глубоко он умеет чувствовать, сопереживать. Он раскрывается рядом с Белкой, и становится видно, насколько сильно ему хочется любить и быть любимым.

Насколько сложно с животными работать в кадре?

С. Д.: Очень сложно. Животные — самые непредсказуемые актеры. И если зрителю кажется, что всё дается легко и просто, то это только кажется. За этой легкостью долгие месяцы тренировок с собаками. Например, я провел целый месяц со взрослыми алабаями, добиваясь, чтобы они воспринимали меня как вожака и хозяина, это позволило осуществить момент, где Егор заходит в клетку и ложится на пол. Снять столь простую сцену оказалось проблематично, собаки постоянно делили меня, стараясь оказаться ближе, а в таком порыве легко могли порвать.

Концовка фильма вызывает состояние легкого смятения от напряжения последних сцен и удовольствие от того, что все хорошо заканчивается. Это ощущение планировалось? Так задумывалось?

Н. М.: Могу сказать, что мы много думали о финале, где у героя происходит переворот в сознании. Казалось бы, после всего, что он натворил, ничего хорошего не светит и, сбежав в лес после избиения своего начальника, находясь в полном неведении о том, всё ли хорошо, жив тот или нет, он начинает обреченно ждать своей участи. И это состояние чувствуется во всем, в воздухе летает трагическая напряженность, наводящая на мысль, что что-то зреет. Я, придумывая такой эффект, понимала, что чем трагичней переживания, тем ценнее сцена встречи, где произносятся ровно противоположные вещи. И мир дает герою шанс через пару простых слов понять, что мы не можем предсказать, как сложатся обстоятельства, куда они повернутся и кто встретится на нашем пути, чтобы радикально изменить нашу жизнь к лучшему. И что главное в нашей жизни — это умение любить и верить.